Неточные совпадения
Надобно
заметить, что учитель был большой любитель тишины и хорошего поведения и терпеть не мог умных и
острых мальчиков; ему казалось, что они непременно должны над ним смеяться.
И, как всегда, когда он
замечал это созвучие, он с досадой, всё более
острой, чувствовал, что какие-то говоруны обворовывают его, превращая разнообразный и обширный его опыт в мысли, грубо упрощенные раньше, чем сам он успевает придать им форму, неотразимо точную, ослепительно яркую.
Снова вошел официант, и,
заметив, что
острый взгляд Васи направлен на него, Самгин почувствовал желание сказать нечто резкое; он сказал...
— Хорошо угостили, а? — спросил он, подмигнув
острым глазком, и, постучав кирпичом в стену,
метнул его под ноги людям. — Молодых-то сколько побили, молодых-то! — громко и с явным изумлением сказал он.
Раздеваясь у себя в комнате, Клим испытывал
острое недовольство. Почему он оробел? Он уже не впервые
замечал, что наедине с Лидией чувствует себя подавленным и что после каждой встречи это чувство возрастает.
На мерзлую землю упало в ночь немного сухого снегу, и ветер «сухой и
острый» подымает его и
метет по скучным улицам нашего городка и особенно по базарной площади.
На этом разговор кончился. Матушка легла спать в горнице, а меня услала в коляску, где я крепко проспал до утра, несмотря на
острый запах конского
помета и на то, что в самую полночь, гремя бубенцами, во двор с грохотом въехал целый извозчичий обоз.
Гагары почти не могут ходить, а могут только присесть на свои ноги и то на
мели, отчего получают странную посадку, ибо сидят, запрокинувшись назад, в полустоячем положении, подняв свой
острый нос кверху.
— Не вник еще! Еще узы ему бог не разрешил! —
замечал уездный лекарь Погудин, человек ума
острого и прозорливого, как бы предрекая, что придет время, когда узы сами собою упадут.
Мать
заметила, что парни, все трое, слушали с ненасытным вниманием голодных душ и каждый раз, когда говорил Рыбин, они смотрели ему в лицо подстерегающими глазами. Речь Савелия вызывала на лицах у них странные,
острые усмешки. В них не чувствовалось жалости к больному.
Сердце ее обливалось радостью каждый раз, когда она
замечала в человеке
острое недовольство, — то недовольство, которое, протестуя против ударов судьбы, напряженно ищет ответов на вопросы, уже сложившиеся в уме.
Вечером в тот же день — за одним столом с Ним, с Благодетелем — я сидел (впервые) в знаменитой Газовой Комнате. Привели ту женщину. В моем присутствии она должна была дать свои показания. Эта женщина упорно молчала и улыбалась. Я
заметил, что у ней
острые и очень белые зубы и что это красиво.
Но время течет, течет и в своем бесконечном течении потихоньку сглаживает все
острые углы, подтачивает скалы, рассасывает
мели, изменяет пейзажи и фарватеры.
— Я никаких слов не помню, —
заметил Жихарев, вздрагивая на
остром холоде. — Ничего не помню, а его — вижу! Удивительно это — человек заставил черта пожалеть? Ведь жалко его, а?
Прежде всех это
заметил близко за ним наблюдавший Ахилла. Видя
острое сверкание глаз учителя, он кивал исправнику отойти подальше, а Захарию просто взял за рукав и, оттянув назад, сказал...
Нилов, снимая свой узел, еще раз пристально и как будто в нерешимости посмотрел на Матвея, но,
заметив острый взгляд Дикинсона, взял узел и попрощался с судьей. В эту самую минуту Матвей открыл глаза, и они с удивлением остановились на Нилове, стоявшем к нему в профиль. На лице проснувшегося проступило как будто изумление. Но, пока он протирал глаза, поезд, как всегда в Америке, резко остановился, и Нилов вышел на платформу. Через минуту поезд несся дальше.
К вечеру океан подергивался темнотой, небо угасало, а верхушки волны загорались каким-то особенным светом… Матвей Дышло
заметил прежде всего, что волна, отбегавшая от
острого корабельного носа, что-то слишком бела в темноте, павшей давно на небо и на море. Он нагнулся книзу, поглядел в глубину и замер…
Сухобаев
метнул в его сторону
острый взгляд, подтянулся как-то и бойко затрещал о многообразных своих делах.
Властно захватило новое, неизведанное чувство: в приятном
остром напряжении, вытянув шею, он всматривался в темноту, стараясь выделить из неё знакомую коренастую фигуру. Так, точно собака на охоте, он крался, думая только о том, чтобы его не
заметили, вздрагивая и останавливаясь при каждом звуке, и вдруг впереди резко звякнуло кольцо калитки, взвизгнули петли, он остановился удивлённый, прислушался — звук шагов Максима пропал.
Она казалась ему то легкомысленной и доброй, то — хитрой, прикрывающей за своим весельем какие-то тёмные мысли: иногда её круглые глаза, останавливаясь на картах, разгорались жадно, и лицо бледнело, вытягиваясь, иногда же она
метала в сторону Марфы сухой,
острый луч, и ноздри её красивого носа, раздуваясь, трепетали.
— Ну, нет! —
заметил дядя с важностью. — Зто ведь заблуждение! Вольтер был только
острый писатель; смеялся над предубеждениями; а волтерьянцем никогда не бывал! Это все про него враги распустили. За что ж, в самом деле, все на него, бедняка?..
Я любил, бывало, засматриваться на такую бумагу, как засмотрелся, едучи, и на полосу заката, и вовсе не
заметил, как она угасла и как пред остановившимся внезапно экипажем вытянулась черная полоса каких-то городулек, испещренных огненными точками красного цвета, отражавшегося длинными и
острыми стрелками на темных лужах шоссе, по которым порывистый ветер гнал бесконечную рябь.
У него
острое малокровие. Он из Ростова-на-Дону, шампанское бросилось и голову. На коленях
молю у вас…
Насадка делается двумя способами: или проколоть червяка пониже головы пальца на полтора, весь крючок
поместить в остальной его части, а плечики крючка спрятать в скважине, или насаживать с хвоста, отступя пальца на два и более,
острый конец крючка скрыть в голове червяка, которая будет несколько висеть, а тупой — в его середине.
Что же я увидел? на отмели,
острым углом вдавшейся в берег, не глубже двух вершков, большая стая порядочных окуней ловила мелкую рыбу, которая от неизбежной погибели выскакивала даже на сухой берег; окуни так жадно преследовали свою добычу, что сами попадались на такую
мель, с которой уже прыжками добирались до воды поглубже: я даже поймал трех из них руками.
Он любил смотреть всем в глаза прямо и
смело и чувствовал
острое удовольствие оттого, что всегда был одет опрятнее других разносчиков, не пил водки и не жульничал.
Они оба как-то странно мелькнули в его глазах и исчезли. Он засмеялся вслед им. Потом, оставшись один в магазине, несколько минут стоял неподвижно, упиваясь
острой сладостью удавшейся
мести. Возмущённое, недоумевающее, немного испуганное лицо девушки хорошо запечатлелось в его памяти.
— Это — козырь! —
заметил человек с шишкой. Он сидел, упираясь маленькими тёмными руками в свои
острые колени, говорил немного, и порою Евсей слышал какие-то особенные слова.
Косой
заметил, что Евсей смотрит на его разбегающиеся глаза, и надел очки в оправе из черепахи. Он двигался мягко и ловко, точно чёрная кошка, зубы у него были мелкие,
острые, нос прямой и тонкий; когда он говорил, розовые уши шевелились. Кривые пальцы всё время быстро скатывали в шарики мякиш хлеба и раскладывали их по краю тарелки.
— Между прочим, я
заметил человека, — сказал однажды горбатый, — недалеко от меня поселился. Высокий, с
острой бородкой, глаза прищурены, ходит быстро. Спрашиваю дворника — где служит? Место искать приехал. Я сейчас же написал письмо в охранное — смотрите!..
И захваченные волной, ослепшие в дыму пожаров, не
замечали они, ни Саша, ни Колесников, того, что уже виделось ясно, отовсюду выпирало своими
острыми краями: в себе самой истощалась явно народная ярость, лишенная надежд и смысла, дотла, вместе с пожарами, выгорала душа, и мертвый пепел, серый и холодный, мертво глядел из глаз, над которыми еще круглились яростные брови.
Но стрелять не
смел: в приговоренных к казни, если не было настоящего бунта, никогда не стреляли. А Цыганок скрипел зубами, бранился и плевал — его человеческий мозг, поставленный на чудовищно
острую грань между жизнью и смертью, распадался на части, как комок сухой и выветрившейся глины.
Боялся не он — боялось его молодое, крепкое, сильное тело, которое не удавалось обмануть ни гимнастикой немца Мюллера, ни холодными обтираниями. И чем крепче, чем свежее оно становилось после холодной воды, тем
острее и невыносимее делались ощущения мгновенного страха. И именно в те минуты, когда на воле он ощущал особый подъем жизнерадостности и силы, утром, после крепкого сна и физических упражнений, — тут появлялся этот
острый, как бы чужой страх. Он
заметил это и подумал...
Эта зависть становилась ещё
острее и обидней, когда женщина
замечала, как молодо шутит с матерью свёкор, как самодовольно он поглаживает бороду, любуясь своей сожительницей, а она ходит павой, покачивая бёдрами, бесстыдно хвастаясь пред ним своей красотою.
Все это надо так мастерски устроить, чтобы
острое зрение зверя ничего не могло
заметить и тонкое его чутье ничего не могло услышать; одним словом, чтобы место с поставленным капканом и подделанною на нем волчьей тропою было совершенно похоже на окружающую его местность.
Софьей слух о его сумасшествии. Слышится уже не
острый, ядовитый сарказм, в который вставлена верная, определенная идея, правда, — а какая-то горькая жалоба, как будто на личную обиду, на пустую или, по его же словам, «незначущую встречу с французиком из Бордо», которую он, в нормальном состоянии духа, едва ли бы
заметил.
Вот хоть бы молодка эта, хохлушка, что
заметила старику насчёт тугой мошны. Молчит, зубы сжаты, тёмное от загара лицо её сердито и в глазах
острый гнев. Спросишь её о чём-нибудь — отвечает резко, точно ножом ткнёт.
Стал я
замечать в себе тихий трепет новых чувств, как будто от каждого человека исходит ко мне
острый и тонкий луч, невидимо касается меня, неощутимо трогает сердце, и всё более чутко принимаю я эти тайные лучи.
И много происходит тут веселых шуток. Смех, забавные речи,
острые и умные слова занимают молодых людей, которые и не
заметят, как день пройдет.
Очень ловко умел тоже вставить между словами
острое и задирающее словцо, веселый намек, смешной каламбур, но совершенно как бы невзначай, как бы и не
замечая, — тогда как и острота, и каламбур, и самый-то разговор, может быть, давным-давно уже были заготовлены и заучены и уже не раз употреблялись.
Жена его, больная и чахоточная женщина, с черными впалыми глазами и
острым носом, по целым дням не сходила с дивана и все вышивала подушки по канве; она, сколько я мог
заметить, побаивалась мужа, точно она в чем перед ним когда-то провинилась.
Недалеко от мельницы Назарова, на пути реки Боломы, встал высокий холм — река срезала половину его, обнажив солнцу и воздуху яркие полосы цветных глин, отложила смытую землю в русло своё,
наметала острый мыс и, круто обогнув его вершину, снова прижалась к пёстрому берегу.
А вставши и начав ходить, он не
смел остановиться, так как ужас был в неподвижности, и ходил он все быстрее, поворачивался все чаще, озирался все
острее, пока в изнеможении не падал на кровать.
На дворе было тихо и пусто. Григорий, идя к двери гармониста, одновременно чувствовал озноб страха и
острое удовольствие от того, что из всех обитателей дома один он
смело идёт к больному. Это удовольствие ещё более усилилось, когда он
заметил, что из окон второго этажа на него смотрят портные. Он даже засвистал, ухарски тряхнув головой. Но у двери в каморку гармониста его ждало маленькое разочарование в образе Сеньки Чижика.
В походном, наскоро сколоченном из досок зверинце Иоганна Миллера сторожа еще не успели зажечь ламп для вечернего представления. На всем лежит тяжелая полумгла. Железные решетки, клетки, барьеры, скамейки, столбы, поддерживающие крышу, кадки с водою и ящики для песка кажутся при этом умирающем мерцании осеннего вечера нагроможденными в беспорядке. Воздух насыщен
острым запахом мелких хищников: лис, куниц и рысей, смешанным с запахом испортившегося сырого мяса и птичьего
помета.
Генеральша взглянула потихоньку на мужа и
заметила острый, проницательный взгляд, который он бросил в сторону Висленева.
Зрение у него было чрезвычайно
острое. Он искал глазами, нет ли Серафимы на террасе… Женской фигуры он не
замечал. На дворе — никого. Сарай растворен. Значит, барыню привезли уже из посада, и кучер проваживает лошадей.
Ни одной секунды не заподозрил он ее искренности. Голос ее звучал чисто и высоко, и в нем ее сердечность сквозила слишком открыто. Будь это не она, он нашел бы такое поведение ханжеством или смешной простоватостью. Но тут слезы навертывались на его глазах. Его восхищала хрустальность этого существа. Из глубины его собственной души поднимался новый
острый позыв к полному разоблачению того, в чем он еще не
смел сознаться самому себе.
Никогда еще не наполняло его такое
острое чувство ничтожества и тлена всего земного… Он
смел кичиться своей особой, строить себялюбивые планы, дерзко идти в гору, возноситься делеческой гордыней, точно ему удалось заговорить смерть!.. И почему остался жив он, а она из-за чумазых деревенских ребятишек погибла, бесстрашно вызывая опасность заразы?
Опять потянулись минуты
острого и напряженного ожидания. Этот безумный Рудольф — как он
посмел решать что-либо за нас? Что мы дети, что ли!